Монолог старого Дантеса

Монолог старого Дантеса

Ну, вот и старость. Все идет как надо. Камин. Халат. Свеча. Вино. Бокал. И кружит прошлогодним снегопадом все то, о чем я думал и мечтал. Бокал. Вино. Свеча. Халат. Так тихо пощелкивает время на часах… Как я кутил тогда в России лихо, - при шпаге, эполетах и усах! А он? Да очень жизнь любил, чего там. Ну, гений. Гений тоже человек. Кутил свободно, много и с охотой, и плотских не чуждался он утех. …У речки Черной (почему же – Черной?..) сошлись на страшной шутке бытия… Какой-то глупый, молодой и вздорный в него стрелял. Но это разве я?.. Он раздражал меня. Угодник дамский, любимец рифмы. О, какой поэт! Я был красив. А он? Урод глазастый, мне по плечо. А покорил весь свет. А что я мог? И я – игрушка только, орудие безжалостной судьбы. А сколько б он прожил? Доделал сколько? А может, исписался б? Может быть… Договорился, мерзкий старикашка?.. Выходит, значит, я почти святой? – он не убит, а от неславы спасся? (когда бы все твердили: «Нет, не то… Не то, не то!.. Прошли, наверно, сроки, был гений, да весь вышел. Слава – груз!») Смотри-ка, значит, лезу я в пророки? Сижу, топлю в бокале совесть, трус? Да, старый трус. А помню, рисовался: мазурка, дамы, стройный силуэт… - Ах, дайте руку! – и кружился в вальсе… Живу зачем-то. А Поэта – нет… О, полунегр, обласканный природой! Перед тобой – лишь на колени встать… Как он писал!.. И гордостью народа Его всегда в России будут звать. Он памятник воздвиг нерукотворный… А я? А я – что создал и воздвиг!.. Под маскою придворною притворной Я прятался, свидетель и должник. Был молод, глуп. Конечно, объяснимо: Кто не был молод, тот и не был глуп. Но почему же не стрелял я мимо?.. Собою презираемый, гонимый… Мне не примерить мученика нимба, Я жив ещё, но, если честно, - труп. Я не бежал. Почти что не боялся. Ну что же, неплохой я был артист! За правящими спинами скрывался, За сплетнями, что Пушкин – скандалист. Я подлость называл „защитой чести”, И до сих пор я шамкаю о том. А жаждал только глупой пошлой мести За то, что перед ним я был – НИКТО... Напишут, хоть писали уж немало, что, дескать, был убийцею Дантес. Навеки в хрестоматии попало… Запачкался – в историю пролез… … Он сразу как-то меньше стал, согнулся и рухнул в снег. Но молча, как немой. И плакал лекарь, горестно сутулясь, шептал: - Хотя бы довезти домой!.. И в свертке, как ребенка, дядька принял, в карете тихо на руках качал.. Когда Поэт жестокий мир покинул, - ах, как он, старый, плакал и кричал!.. Наверно, больше всех? Ведь с детства Сашу лелея, как родного он любил. Выходит, что же? Важно иль неважно? И старого холопа погубил? Долить вина!.. Хоть знаю, не поможет. Засну быстрее только. Хорошо. Ужели всех убийц так дума гложет? Я тоже путь мучительный прошел. Ну скоро ли конец? И что мне нужно? С годами все душе моей больней. Как там у Саши: «Няня, где же кружка?» Твердил он: «Сердцу будет веселей.» Нет, дорогой. Мне веселей не будет. И что бы там и кто ни говорил, страшней себя никто нас не осудит, а я себя навек приговорил. Все просто: свечи, и зола в камине, убогий шут с трясущейся рукой… А он – живой. Навеки и отныне. Живой. Любимый. Светлый. Молодой…