А сердце сказало...

А сердце сказало...

ц и к л с т и х о т в о р е н и й Наша Победа Она рождалась в муках, в стонах смерти, - И не было цены страшней и злей. Пророчили коричневые черти, что никогда не появиться ей… К плечу солдата робко прикоснулась, сказала: «Верь в меня, и сгинет страх!» - Седая девочка, прекрасная, как Юность, она являлась в самых лучших снах. Когда ж и сил почти что не осталось, качнулась стрелка жизни на весах! Пришла Победа, мудрая, как Старость, с улыбкою в исплаканных глазах… А сердце сказало… Ах, видно, ей сны эти снились недаром: начала сошлись и концы… Твердили соседки: «Не пара… Не пара…» А сердце сказало: «Глупцы!» Не помнило сердце ни часа, ни долга, хоть как его ни упрекай… Сердились подруги: «Недолго!.. Недолго!..» А сердце сказало: «Пускай!» Сгущало предчувствие чёрные тучи, Грозила тоска: «Погублю!» Пугала разлука: «Замучу! Замучу!» А сердце сказало: «Люблю!..» Предчувствие весны Вот уж первые птицы запели, время света – длинней и добрей. Перестук начинают капели: всё быстрее – быстрее - быстрей!.. А земля проявляется чёрным – из неё скоро брызнет трава. И снега в вечно белые горы отступают, утратив права. Воздух утренний нежен и гулок; шапки сняв, распахнулись дома. И обильно слезами сосулек плачет перед уходом Зима… ----------- Он грел её лицо в своих ладонях и поцелуем губы раскрывал… Он ничего не видел и не помнил, лишь «Счастье есть!!!» отчаянно шептал и «девочкою» звал… А ей – за сорок. Давно седой налёт на волосах. Он был любим и бесконечно дорог, а время ускользало на часах. И был тот срок, отпущенный судьбою, как крошка в простыне: и мал, и зол… И кто-то властный строгою рукою к случайной встрече это чудо свёл. Она ж не смела, слёзы вытирая, ни уповать, ни верить, ни просить. …Лишь постояла на ступеньках рая, чтоб этот миг всегда в себе носить… ------------ …Ну где же он был так долго? Она – где так долго была?.. Ведь, слово в сене иголка, заветного часа ждала… Чтоб он, этот стог разгребая, её поскорее нашёл, сказал бы: - Так вот ты какая! А я за тобою пришёл!.. ------------- …Пальцем у виска крутя, посмотри ей вслед: - Это ж надо, как дитя! А ей – лет и лет! Всё болтает о весне, всё кого-то ждёт… Всё живёт в каком-то сне. Времечко ж идёт! …А она – своё опять: «Ничего, дождусь. Если научилась ждать, то не ошибусь!» -------------- Я странен… А не странен кто ж? (А.С. Грибоедов) Какие все мы, слава Богу, разные! Всегда в потоках мыслей вихревых – мы все, пока живые, в чём-то странные: ведь странность – это качество живых… -------------- Ровесница моя! Идут года… Скажи: они хоть что-нибудь меняют, Когда душа всё так же молода, и сердце, словно в мае, замирает! Скажи: ну разве было не вчера, что мы плясали под хиты Антонова? Потом – экзамены зубрили до утра и без шпаргалок всё сдавали здорово! И разве нашей молодости след погас иль заблудился во Вселенной? Какие даты?.. Цифр вовсе нет на фоне нашей памяти нетленной! Какие годы?.. Паспорт – это чушь. Кто, кроме паспортистов, их читает? У юных – нет такой закалки чувств и той любви, что нас оберегает. У юных – только юное лицо, у нас же юность – это состоянье! Пускай мы перешли в разряд «отцов», сильнее наших взоров обаянье. И наших тел – прекраснее изгиб, лишь надо только правильно увидеть. Наш юный дух окреп, а не погиб, и датами его нельзя обидеть! Памяти Бориса Григорьевича Карпенко Он жил как пел. А песня та – простая: про землю нашу, что одна – навек… И мы, как книгу, эту жизнь листаем и говорим: «Какой был человек!» Пройдя войну, он стал – директор школы. Он верил в жизнь, он каждый миг ценил. И здание для школьных новосёлов своими он руками возводил. Он вдохновлял село примером личным и, не теряя золотых минут, считал простым, естественным, обычным свой неспокойный и нелёгкий труд. Он был Учитель. И с заглавной буквы его писать положено всегда. Большое сердце, праведные руки, ну, а душа – светла и молода! Он не любил речей цветисто-пышных, о подвигах с трибуны не вещал. Спокойно, деловито и неслышно свой каждый день он людям посвящал. В служенье Родине своё он видел счастье и никогда не отступал назад. И, к Вечной Славе навсегда причастный, жил, как Солдат, и умер, как Солдат… Родившимся после войны Как повезло им, как же повезло! – уже земля зализывала раны, и разнотравье снова проросло, и постарели наши ветераны… Как повезло им! – кончилась война, когда рождались пацанята эти. Над Родиной стояла тишина – её прекрасней не было на свете. Война сгубила братьев и отцов, и вот – для жизни в мир пришли ребята! Им повезло не знать войны в лицо, лишь в школах изучать её по датам. Им повезло. И нам, другим, - от них досталось перенять везенье это. Весь ужас павших – памятью живых хранит в воронках старая планета… ------------- Я унесу тебя с собой, мой город, и тополиный пух, и лунный свет, И каждый миг, что был мне в жизни дорог, на этой – самой лучшей – из планет. Я унесу весь мир с собой навечно И буду там, за дальнею чертой, я знаю, тосковать по-человечьи за этой жизнью хрупкой золотой… Запомни, сердце, всё, не разучившись; Сумей, как раньше, верить и любить; за щедрость – небу низко поклонившись, что выпало такое счастье: жить… Послушайте!.. Послушайте меня. Я – просто Смерть. Я – гниль и тлен. Но всё же, - дайте слово! В глаза сумейте правде посмотреть, меня «убийцей» не зовите снова… Я не палач! А Жизнь – моя сестра! Мы с нею – дети матери-природы: сначала – жизнь, потом – моя пора. Из века в век мы провожаем годы… …Была война. Страшнее всех других. Я столько крови раньше не видала!.. Какие жертвы!.. Сколько молодых!.. – запомнить даже всех не успевала! А мне сказали: «Вот – твой урожай! Ликуй же, Смерть!» Мне ж было всё – не в радость… Хочу я уносить в свой тёмный край лишь тех, кого давно коснулась Старость! …Я так хотела каждого прибрать И упокоить тихою могилой! Чтоб, бережно приняв, Землица-мать стыдливо дело Смерти довершила. …Над лагерями – чёрным солнцем день, в печах – чистилище предсмертной муки… …Я плакала над трупами детей, костлявые заламывая руки! Ведь гнусной соучастницей какой меня фашисты сделали до срока… Я ж – вечное прощание, покой! Я – тайный сон на берегу далёком! Я – поводырь в другой, - но тоже – Мир… Война!!! – вот кто предатель и убийца. То был не мой – её кровавый пир; вот с нею, люди, надо расплатиться! Я поспешила рассчитаться с ней, когда Победа заслонила Горе. От имени замученных людей Я в Нюрнбергском кричала приговоре! Дрожащих, - тех паршивых упырей! – я притащила к виселицам ловко. И в первый раз просила я: «Скорей!!!» Им всем – сама намылила верёвку! Для них – я захотела жуткой быть; Моих зрачков их жёг прицел зловещий… О, люди! Постарайтесь не забыть: Смерть тоже хочет жить по-человечьи!!! Убейте, люди, Ненависть, Войну! Цените счастье вдоха как награду! Не ждите только лишь меня одну. Любите Жизнь! Ну, а меня, - не надо… ------------- От русской судьбы, по-славянски широкой, из Псковской далёкой дали меня в Украину на долгие сроки дороги мои привели. С младенческих лет – и делами, и песней – меня Украина вела, во всём – окружила заботой чудесной, любовь мне и счастье дала. Учила, лелеяла; с делом любимым всю жизнь помогла мне связать; дала мне терпение, волю и силу всё то, что хотела, сказать. Вот здесь родила я и дочку, и сына, - моих белобрысых хохлят… И пишут в анкетах они: «Украина»; на мове родной говорят. …Привычна любимая сердцем картина – вот эти степные края. Своей называет меня Украина – приёмная мама моя… ----------- Весна. Шестидесятые года. Поблекли той войны далёкой тени… Девчушкой малолетней, иногда я забиралась к деду на колени. К груди родной и ласковой прильну и к тем плечам, что столько горя знали: - Дедуня, расскажи мне про войну! – и пальчиком я трогала медали. Он, глубоко вздохнув, по голове, бывало, проведёт рукой тяжёлой: - Тебе, поверь, не нужен мой ответ. То разговор, малышка, невесёлый… И повторит: - Не знаю, что сказать. И так уж слишком много мы слыхали. Потом добавит: - Всё, что надо знать, давно уже в газетах написали. И лишь однажды, выпив сверх того, он был своею памятью распорот: Кричал: - Хочу не помнить ничего!!! – и рвал тугой рубахи новый ворот. - Снарядом парню голову снесло – я видел сам!!! А тело – всё бежало… Уж сколько лет и сколько зим прошло, а сердце ненавидеть не устало! Я убивал!!! – а в чём моя вина?! Уж лучше мне вообще не видеть света! Будь проклята, будь проклята война!!! Когда мне перестанет сниться это?.. И хриплыми рыданьями прервав свой монолог, слезами он напился… И, пьяной головой на стол упав, вдруг в обморок глубокий провалился. Недвижного, втащили на кровать его жена, и сын, и дочка с зятем: - Не троньте. Как очнётся – будет спать. Опять война кричит в моём солдате… …Его давила памяти стена, а мне – в наследство эту память дали… «Что говорить? Уж кончилась война. Давно про всё в газетах написали…» ------------- Ты был – и сплыл. А был – всегда жесток. Себя теперь я равнодушьем тешу… Я простирну зарёванный платок, на солнышко весёлое повешу! Ты был – и сплыл за лёгкою водой. А мне – семнадцать, мне всего семнадцать!.. …Я назвала тебя своей бедой – я только лишь училась ошибаться… Детство и фильмы о любви …Поцелуй и плавный жест руки – как она взмахнула на прощанье!.. Мы, на подражание легки, бегали на первое «свиданье». Словно героиня из кино, надушила «Ландышем» записку и слова «А вам – не всё равно?!» я сказать старалась, как артистка. Свой «секрет» - на ухо трём дворам, и чужих «секретов» - ход раздольный… Мы учились «от любви сгорать», чтобы, значит, было «сердцу больно». С завистью глядели на «больших», первые желанья засекая… …И не знали, что любовь у них – горькая-прегорькая такая… Метеорит Ах, какие там были желанья! – в тот далёкий густой звездопад! Среди пьяного лета свиданье… Это было лет сорок назад… …А вчера – вышли вы на прогулку, «Ну, загадывай! Вон же, летит!!!» Но зевнул широко он и гулко: - Не смеши. Это – метеорит. -------------- Правда: я всегда – такая разная… Видно, так уж Богом намечается. Дай же мне любовь твою отпраздновать, будь что будет. Пусть себе – случается. Пусть сегодня – тихая и милая. Завтра – вовсе нету настроения. Ты же знаешь, видел: я ведь сильная. Слёзы – это только на мгновение. Песенная, яркая, сердечная, в радости своей – суетно-шумная, я немножко, в общем, сумасшедшая, и при этом – навсегда разумная. Что я плачу над сиренью белою не поймёшь о чём… А, впрочем, - надо ли?.. Ты прими, что я такою сделана, что светить тебе умею радугой. И такая точно непонятная: где же началась и где кончается? Ты люби. Ведь солнце – тоже с пятнами, но они тобой не замечаются. Ты люби и верь, что счастьем ветреным я влетела в форточку открытую. Стану под твоё окошко деревом, зашепчу тебе листвой умытою… Ты люби, и брось ворчать и сетовать, ты прости за годы и мгновения. И ещё за то, что я из этого сделала своё стихотворение. Почтальон …Ты знаешь, что такое почтальон? Не говори, что он – разносчик писем! Он – твой посланник, мой спаситель – он, и каждый шаг воистину чудесен. Идёт - трепещет сердце. Отчего?.. Издалека прослеживаю чётко, и что сегодня в сумке у него, угадываю сразу по походке. Коль движется спокойно, не спеша, и даже будто нехотя шагает, - сникает, больно съёжившись, душа: мне вечер ничего не обещает… Я знаю тот его особый шаг – весь радостного полон он значенья – когда в запасе у него «пустяк»: есть письмецо, от счастья извещенье! Нет, не идёт он, а летит, скользя. Почти что ангел, на часок сошедший! …А мне сказали нынче, что нельзя быть в ожиданье писем сумасшедшей… ------------- Твёрдой жестокой рукою пора по себе пройтись. Что, говоришь, такое? – это душевный стриптиз. Надо ли, слушай? Надо ли?.. Что ж, если честно, - не знаю… Может, кого-то обрадует, что я такою бываю. И, торжества не скрывающий, скажет: «Такая как все!!!» Надо ли, слушай; надо ли?.. Я ж не такая совсем. В сердце – так много намешано, но милосердны – уста… Тем и святая, что грешная. Тем и грешна, что свята. ----- Сердце болит и душа беспокоится, нету мне с Музой ни ночи, ни дня: новая строчка то жжётся, то колется, требует выхода, мучит меня! Полунамёки, тире, восклицания… Что между ними? – как хочешь, лови! Строится, строится новое здание счастья и горя, потерь и любви. Вот: написала! И боль – отпустила. Всё это – людям. Приняли б только… …Спасибо, щедрая, что заходила! Спасибо, что ушла ненадолго. ------------- …Над головою – грозы, тяжёлые тучи обид… Смотрит в окно берёза, листьями шелестит. Тоненькая когда-то – зрелая уж теперь, мудрая и богатая. Послушай её, поверь! Она ведь нашепчет истину: «Дожди любые – кончаются!» Она пожалеет искренне; смотри: кивает-качается. То ль ветер ласкает ветреный, то ли сама – колышется: «А слёзы – как грозы летние, потом – только легче дышится. Жизнь полосатой сделана!» - стучится в окошко ветками. …Берёзонька, чудо белое! Ты тоже – с чёрными метками… -------------- День догорал, всё ближе вечер-ночь; в трамвае – я, с бедой своею рядом… И вдруг – вот этот голос: - Вам помочь? Не плачьте; образуется! Не надо!.. Девчушка; лет – не больше двадцати, в глаза мне смотрит ласково и прямо: - А может быть, вам некуда идти?.. Ко мне идёмте, а?.. На смене – мама… Я чаю вам согрею. Заварю такого, что ещё вы не видали! Простите… Может, много говорю… А отвечать вам хочется едва ли… Но вы поймите, я ведь – от души… Поплачем с вами вместе о потере!.. Но, что бы ни случилось, - надо жить. Так мама говорит, и я ей верю… - Спасибо, нет. Не нужно. Я сама… Спасибо, детка, - ей я улыбнулась. – Всё как-то сразу… да ещё – зима… Домой поеду; я почти вернулась. Всё это – нервы. Завтра будет день, а на свету – оно, конечно, легче… . . . . . . . . . . . . Храни тебя Господь, храни везде, хороший, славный, добрый человечек! Пусть и к тебе – когда придёт беда – назло рутине, быту, круговерти рука поддержки – как твоя тогда! – протянется в порыве милосердья. Пусть прозвучит спасением точь-в-точь, Сто раз воздастся за добро – наградой, такой же нужный голос: - Вам помочь? Не плачьте. Образуется! Не надо… ------------- Это было, действительно было: я любила тебя, любила… Был ты мой, действительно был; хоть меня никогда не любил. -------------- …А тебе я по-прежнему рада. …Ты на том же живёшь этаже?.. …Это было давно и неправда. Так давно, что неправда уже… -------------- Мне стыдно оттого, что вам – ничуть… Не замутнён ваш взор и не измучен. И, как железный шкворень, прям ваш путь, И в прямоте своей – благополучен. Я не пойму: мне странно иль обидно? Не ведаете, как (и не помочь!) Слова простые: «Как же вам не стыдно?..» Вдруг обеспечат болью на всю ночь. -------------- …А ты живи. Живи, живи, живи, Сколь милосердный Бог тебе отпустит. Пусть призрак недолюбленной любви Слетит тебе в ладони тихой грустью. И пусть однажды, на исходе дня, привидится в кровавой мгле заката тот день, когда ты разлюбил меня… А, впрочем, разве ты любил когда-то?.. --------------- За всё спасибо жизни и судьбе: за слёзы, за надежды и разлуки. За ветер, завывающий в трубе, И за твои неласковые руки. Что вот такой бывает нелюбовь – Так на любовь предательски похожей. И что, очнувшись от наивных снов, осталась с полусодранною кожей. ---------------- Письменнику завжди болить життя… Як власний біль для нього – ваше лихо. Болить, і вже немає вороття до іншого шляху, де спокій тихий. Кричати, скільки голосу дано; шукати, скільки вистачить терпіння. Я – ваші очі: їм не все одно. Ми всі – єдине боже сотворіння. Мені болить життя; я це прийму, і буду чесно, вірно працювати… Бо слово – зброя, я її візьму щоб вам – про вас, що треба, розказати. Як лікар, знаю: рани вам роблю. Так орють землю, щоб зійшло колосся! Мені болить, бо я вас всіх люблю… І хочу, щоб по-людськи вам жилося. ----------------- И умирает осень за окном, и с тонким звоном листья облетают… И снова – зимних дней толстенный том дожди и ветры медленно листают. Скорей – в тепло. Опять в себя уйти. Как много там – в себе, внутри! – завалов. Искать ответы; может быть, найти… И, может быть, суметь начать сначала… …Чтобы весенней праздничной порой цветною птицей выпорхнуть на солнце, спеть жизни славу; не испортив роль, беречь печаль – до осени! – на донце… ------------- Плевать на всё на это! Всё будет, как хочу. Не веруя в приметы, судьбу свою скручу. И вмиг послушной станет под мой упрямый взгляд, корявыми местами не влезет невпопад… Чтоб снова захотелось туда, туда, туда, где, помнишь? – только смелость смиряла города… --------------- …А это – просто снова бабье лето, последний вздох уставшего тепла. Земля кокетливо полураздета или полуодета догола… Похожа на стареющую приму, такую, что не хочет эту роль: Джульетту? – не дают, всё это мимо… Старуху Изергиль? – бери, изволь! И страшен штрих косметики последней – тональный крем зимы во рвах морщин… Прощальный луч – ещё как будто летний – обман для молодящихся мужчин. Скорей – метели кружево на плечи: прикрыть костлявых веток чертежи! Темнеет рано. Значит, добрый вечер… Всего лишь вечер!.. Что же, будем жить… -------------- Мы уступаем сцену, как места, когда трамвай дошёл до остановки. Спектакль сыгран – опустел театр. Прости-прощай – до новой постановки. Придёт другой: и зритель, и актёр. И с молодым взъерошенным задором промолвят: «Всё, что было до сих пор, давайте-ка оставим за забором. Вот мы-то – точно ведаем, как жить. А что – отцы? Они – не понимали. Не жили, а барахтались во лжи. А, впрочем, что они о жизни знали?..» …И отыграют тоже свой урок, и будет им казаться, что умеют… Их пьеса – тоже кончится в свой срок, и сцена – точно так же опустеет… ------------- Соврать себе? – тут быть не надо смелою; ты гонишь правду в дверь, она – в окно… Смотрите – вся! – пушистая и белая… А пух – поддельный, крошеный давно. На перекрёстках, переходах маялась: то красный свет, то жёлтый, - как во сне. Зелёный – не ждала; а после – каялась: что здесь – моё? А что – совсем не мне?.. Чужое не хотела брать, а дадено. Своя ли под ногой теперь тропа? Судьба моя, судьбинушка… О, гадина! Прости меня, судьбинушка-судьба… Каліка Співав каліка на пероні, співав про щастя і весну… Співав, простягував долоні, що покалічило в війну. Співав, що серце жити хоче, що будуть радісні роки… Йому стидались глянуть в очі, кидали в шапку мідяки. Співав про волю і про долю, і про дівчиноньку одну; та кожна нота – сивим болем співала гірко про війну…